Кавказская эпопея. Часть VII: Конец Шамиля

в XIX век 16.09.2016
kavkaz_7_gotov

На первый взгляд, все шло неплохо – особенно в Чечне, где местное население, впечатленное разгромом Шамиля, безропотно принимало условия, навязанные русскими генералами, выдавая разбойников, русских дезертиров и пленных. Чеченцы даже сдали огромное количество оружия и без возражений приняли назначенных приставов, что само по себе выходило за рамки горской ментальности – но эйфория оказалась преждевременной.

Сам Граббе пребывал в приподнятом настроении, искренне считая, что в новом, 1840 году, он, скорее всего, не встретит серьезного сопротивления в Дагестане и Чечне, и что строительство укреплений пройдет вообще без боев. Это, разумеется, оказалось серьезным заблуждением.

1Казаки на горной речке, картина Франца Рубо

К середине марта 1840 года впечатление, произведенное победой при Ахульго, стало потихоньку развеиваться, и в Чечне вспыхнуло восстание. Кавказ не мог быть завоеван одним решительным ударом – эти земли должны были подчиниться в результате постепенного продвижения. Этого не понимал ни непобедимый Паскевич, ни Розен, ни Граббе.

Разгромленные генералом Пулло, чеченцы побыли смирными лишь пару месяцев, в итоге вновь взявшись за оружие. Восстание распространялось с пугающей скоростью, и в конце года война разгорелась с новой силой, перекинувшись и на Дагестан.

Шамиль, вновь возвратившись после неудачи, с энтузиазмом принялся восстанавливать авторитет. Сейчас ему было необходимо показать племенам, что он еще в игре, и имам занимался в основном мелкими разбойными нападениями на казачьи станицы. Эти малозначительные действия восстанавливали авторитет Шамиля, и мало-помалу его власть достигала прежних границ.

Генерал Граббе некоторое время бездействовал, находясь в Ставрополе. Поняв, что мюридизм еще не ликвидирован, он принялся за дело, но было уже поздно – Шамиль полным ходом привлекал новых и новых последователей, которые помогали восстанавливать утерянное.

Впрочем, у имама также возникали трудности – каждый день Шамиль с готовностью проявлял хитрость и жестокость, чтобы наглядно показать горцам, что он все еще силен и опасен. Так, в одном из ингушских аулов, имам поссорился с Губишем, одним из местных жителей. Шамиль приказал своим людям схватить беднягу и выколоть ему правый глаз. По завершении данной процедуры несчастный был брошен в темницу, но умудрился как-то сбежать. Вытащив кинжал у спящего часового, он вошел в комнату имама и успел нанести ему три тяжелые раны, прежде чем подоспели мюриды и убили разъяренного ингуша. После этого Шамиль, прекрасно осведомленный о кровной мести, приказал убить двоих братьев несчастного. Расправившись с ними, мюриды заживо сожгли оставшихся членов семьи в их собственном доме.

2Хаджи-Мурат (1816-1852), разбойничий главарь, наиб имама Шамиля

Впрочем, не все кровники были настолько непримиримы. Знаменитый Хаджи-Мурат, принимавший участие в убийстве Хамзата, прошлого имама, искренне не любил мюридов, и именно из-за его влияния Шамиля весьма холодно принимали в Аварии. Теперь же судьба в виде Ахмет-хана, тогдашнего правителя ханства, сделала имаму великолепный подарок: между ханом и Хаджи-Муратом разгорелась смертельная вражда, и хан использовал свои связи, чтобы пустить слухи о том, что Хаджи-Мурат якобы тайно общается с Шамилем. Дав этим слухам разрастись, Ахмет-хан арестовал Хаджи-Мурата, сообщив русским о его «измене».

Клюгенау, до которого дошли неприятные известия, не знал, кому верить, и велел доставить пленного под охраной в Шушу для дальнейших разбирательств. Прикованного к пушке Хаджи-Мурата под охраной офицера и 45 солдат вывезли из Хунзаха. В горах уже лежал снег и, воспользовавшись этим, пленный умудрился как-то освободиться, и прыгнул в обрыв. Рассчитывая на глубину сугробов, смельчак не прогадал и, сломав лишь ногу, смог доползти до ближайшего селения. Потом Хаджи-Мурат стал самым безбашенным и умелым полевым командиром Шамиля, попив немало русской крови.

Клюгенау, разочарованный историей с Хаджи-Муратом, пытался разрубить этот узел и послал в январе 1841 года 2 000 солдат за головой беглеца. Те поубивали массу народа, в том числе отца и двух братьев Хаджи-Мурата, но в исполнении основной задачи не преуспели.

2 июля 1841 года наместник на Кавказе, генерал Головин, пришел к выводу, что проблема серьезна, как никогда, сравнив Шамиля с пророком Мухаммедом, имевшим такую же власть над окружавшими его людьми.

Граббе должен был нанести по Шамилю решающий удар, но к октябрю большая часть отведенных на это сил была переброшена в Дагестан на помощь Клюгенау, поэтому операцию пришлось отложить. Сам Граббе, которого это невероятно раздражало, совершил поездку в Петербург, испросив непосредственно у императора разрешение взять под свой контроль все войска на Северном Кавказе, независимо от наместника. Отношения между Головиным и Граббе были и без того натянуты, но после этого случился грандиозный скандал.

3

Итак, решение проблемы плавно переехало на 1842 год, проходивший под знаменем яростной ссоры между наместником и основным боевым генералом в регионе. 30 мая Граббе, планировавший разрушить аул Дарго, где засел Шамиль, и пройти в Северный Дагестан, возобновил операции в Чечне, выйдя из Герзеля с десятью тысячами солдат и 24-мя орудиями.

По меркам Чечни это была страшная сила, впрочем, именно по своей громадности абсолютно неэффективная. Множество повозок и 3 000 лошадей, везущих провиант и снаряды, буксовали из-за трудного рельефа местности. Чтобы хоть как-то прикрыть обоз редким строем солдат, потребовалась без малого половина колонны. Вся эта масса двигалась по густым лесам Ичкерии, представлявшими собой идеальное место для множества засад.

За первый день отряд прошел только 7 верст. Ночью грянул сильнейший дождь. На следующий день колонна угрюмо шла маршем, отбивая нападения врага в течение пятнадцати часов, но с момента выхода из Герзеля прошла лишь 13 верст. Обессиленные солдаты расположились на ночлег на безводной равнине.

Первый день лета встретил русских участившимися нападениями неприятеля. Дорога стала еще труднее, баррикады на пути встречались все чаще, а войска уже второй день испытывали сильную нужду в чистой воде. Последнее обстоятельство ухудшало состояние нескольких сотен раненых. С каждым часом такого марша росла неразбериха.

За три дня колонна прошла лишь 25 верст. Граббе, осознав, что утрачивает контроль над войсками, принял тяжелое решение отказаться от своих планов и отступать той же дорогой. Это окончательно добило моральный дух людей, преодолевших столько трудностей. Беспорядок нарастал с каждой секундой – никто не держал диспозицию, колонна превратилась в мешанину. Скоро все приняло форму бегства – люди бросали все, что мешало отступлению, за исключением раненых и орудий. Неприятель, обрадовавшийся такому стечению обстоятельств, возобновил атаки с новой силой. Наконец, 4 июня отряд вернулся в Герзель, потеряв почти 1 800 человек, то есть чуть меньше одной пятой первоначального состава.

Произошедшее ничему не научило Граббе, и он предпринял еще одну экспедицию, которая также провалилась, но уже в меньшем масштабе – потери русских составили около 200 человек, но лишь потому, что им противостояли всего 300 мюридов.

4

Это отрезвило генерала. Осознав, что его вражда с Головиным зашла слишком далеко и стоила множества жизней, Граббе попросил императора освободить его от занимаемой должности. 21 декабря 1842 за ним последовал и Головин, вместо которого прислали генерала Нейдгардта. Кризис продолжал разгораться.

Сам Шамиль, лично не имеющий никакого отношения к поражениям Граббе, в основном занимался приготовлениями и военной реформой. Отряды мюридов принимали регулярный облик – имаму была нужна армия, а не сборище воодушевленных горцев. Чтобы получить такую армию, он создал систему, при которой каждые десять хозяйств должны были поставлять и обучать отряд воинов. Эти люди обязались выполнять любой приказ имама в любую секунду – за это они жили в домах местных жителей, их земля обрабатывалась, а урожай собирался. В итоге Шамиль имел в каждом селении отряд верных сторонников, кровно заинтересованных в его успехе. При этом существовала возможность набрать дополнительные отряды под началом временных командиров, а в крайнем случае поставить под ружье хоть весь аул. В общем, имам сделал скачок из родового-племенного строя в почти что феодализм.

Псевдорегулярный характер войск Шамиля подчеркивал и внешний вид – рядовые носили желтую форму, офицеры – черную. У всех на головах были одинаковые зеленые тюрбаны. Для отличившихся даже были предусмотрены медали, образец для которых прислал турецкий султан. Награжденным выдавалось письменное свидетельство, а медаль (из-за общего недостатка средств) они должны были купить на свои деньги.

5

Характер самого Шамиля с годами не становился лучше – переживший поражение Кази-Муллы, убийство Хамзата, имевший кровных врагов по всему Кавказу, имам становился все подозрительней и жестче. Он мало куда ходил без сопровождения палача, готового в любую секунду начать рубить головы и руки – для этого было достаточно лишь подозрения в нелояльности.

26 августа 1843 года Шамиль вышел из Дилыма во главе крупной армии. Менее чем через сутки он появился у аула Унцукуль, недалеко от которого к нему присоединилось несколько последователей во главе сильных отрядов, в том числе и Хаджи-Мурат. В прошлом году Унцукуль открыто выступил на стороне русских, выдав 78 мюридов и позволив разместить у себя небольшой императорский гарнизон. Теперь следовало показать всем, что такое не может оставаться безнаказанным.

Русские не сидели на месте, попытавшись силами всех, кого удалось собрать неподалеку (около 500 человек), выручить аул, но не преуспели – было убито более 480 человек, а спастись удалось лишь отдельным счастливчикам, сумевшим переплыть Койсу под градом пуль. Через два дня отчаянной схватки остатки гарнизона сдались, а аул был захвачен.

Клюгенау срочно собирал войска, но за это время Шамиль успел захватить все русские крепости и лояльные аулы в Аварии, и русскому генералу оставалось только ждать противника в хорошо укрепленном Хунзахе. Достаточно умный, чтобы не атаковать в лоб хорошо укрепленный город с крупным отрядом регулярных войск внутри, имам отошел, предпочтя при помощи хорошо спланированных набегов на другие регионы вынудить русских вывести из Аварии основные силы. После этого мюриды чувствовали себя там, как дома – цель была достигнута.

Всю осень, вплоть до Рождества, Шамиль с хорошо подготовленной и обеспеченной армией шествовал по Дагестану, постоянно атакуя наиболее важные или слабо укрепленные пункты. Русские потеряли за год 12 укреплений, 27 орудий и более 2 600 человек. Войск постоянно не хватало, и лишь нечеловеческое напряжение и без того измотанных сил и действия умелых и инициативных офицеров вроде генерала Фрейтага не давали положению окончательно полететь в тартарары.

Интересен случай, подчеркивающий артистичность и харизму Шамиля, которые помогали ему удерживать в узде буйных горцев с их вечными распрями. Чечня давно стала второстепенным театром военных действий: в ней стали чуть реже стрелять, так как русские и мюриды появлялись там периодично, набегами. Чеченцы, верные кавказскому характеру, пытались выгадать себе побольше ресурсов при минимуме усилий, поддерживая то одних, то других. Это, разумеется, имело последствия – и те, и другие справедливо считали чеченцев предателями, целенаправленно проходясь по краю огнем и мечом. Через некоторое время население Чечни задумало просить у Шамиля либо защиты, либо разрешения пойти на мировую с Россией.

Разумеется, добровольно никто с таким известием идти не хотел, поэтому пришлось кинуть жребий, по которому и выбрали четырех мужчин из аула Гуной. Хорошо зная жадный кавказский менталитет, чеченцы дали смельчакам значительную сумму золота. Прибыв в Дарго, они нашли муллу, которого ценила и уважала мать Шамиля. Имам ее очень берег и любил, поэтому идея действовать через старую и набожную женщину казалось великолепной.

6Кавказская пожилая женщина

Муллу подкупили, после чего он убедил мать в правомочности и логичности требований делегатов. Женщина поговорила с Шамилем, которого предложение чеченцев, разумеется, ни капли не воодушевило. Хитрый и расчетливый, он прекрасно понимал, что убийство или наказание переговорщиков подтолкнет Чечню в объятия империи. Этого имам хотел меньше всего и, немного поразмыслив, выработал тщательно продуманный план.

Для начала он озвучил решение чеченцев перед всем населением Дарго. Затем заперся в мечети на три дня, при этом, что немаловажно, приказав остальным собраться вокруг храма и молиться вместе с ним. Люди, измученные молитвой и постом, были доведены до крайней степени религиозного пыла и, когда появился Шамиль, были готовы на что угодно.

Выйдя из мечети, имам обратился ко всем с длинной речью, суть которой состояла в том, что он обращался к Мухаммеду, и тот, расстроенный, что чеченцы решили покориться гяурам, повелел наказать принесшего дурную весть 100 ударами нагайки. Так как человеком этим оказалась его мать, это означало, что наказать следовало именно ее.

Затем мюриды схватили несчастную старушку и, сорвав с рыдающей женщины белоснежную шаль, принялись ее избивать. Физического здоровья матери имама хватило лишь на пять ударов, после чего она потеряла сознание. Тогда Шамиль объявил, что оставшиеся 95 ударов примет сам, что и сделал без единого крика. Толпа была заворожена, пребывая в смеси ужаса, благоговения и религиозного экстаза. Момент был выбран идеально, и имам грозно повелел привести ему людей, ради которых его мать была подвергнута столь унизительному наказанию. Чеченских депутатов, напуганных до заикания, бросили к ногам Шамиля. Те уже не сомневались в своей участи, но имам лишь властно приказал им возвращаться обратно в Чечню и передать своему народу все, что они тут видели. Бедняг не надо было долго упрашивать, и уже через полчаса те скакали домой, не жалея лошадей.

7Генерал-адъютант Алексадр Нейдгардт (1784-1845), наместник на Кавказе (1842-1844)

С помощью этой сильной сцены Шамилю удалось сохранить за собой Чечню, не только не потеряв авторитета, но, наоборот, подняв его в глазах всех горцев, хоть краем уха прослышавших о случившемся.

Тем временем, вдохновленный успехами Паскевича в войнах против турок и персов, император Николай никак не мог понять, отчего его генералы не могут расправиться с какой-то разбойничьей шайкой. Он дополнительно послал генералу Нейдгардту 25 батальонов пехоты, 4 казачьих полка и 40 орудий. Кроме того, царь приказывал укрепить кавказские войска 22 000 хорошо обученных рекрутов и отслуживших свой срок солдат. За это император требовал конкретных результатов, в случае недостижения которых грозился отозвать подкрепление в декабре 1844 года.

Это непонимание сущности и различий между регулярным (которыми были Турция и Персия), условно регулярным (которым был Шамиль) и иррегулярным (остальными горцами, постоянно живущими между состоянием грабежа и маскировки под мирное население) противником стоило стране 16 лет кровопролитной войны и траты огромного количества ресурсов. Решить проблему, далеко выходящую за рамки простого завоевательного похода, одной-двумя удачными кампаниями было, к сожалению, невозможно.

8Генерал-майор Диомид Пассек (1808-1845), герой Кавказской войны

Нейдгардт, тем не менее, старательно принялся за дело, и 1844 год прошел под знаком ряда крупных сражений, где победы одерживали в основном русские. Так, например, Пассек, имея всего 1 400 солдат, разогнал армию противника, насчитывающую 27 000 бойцов. Тем не менее, особенности театра военных действий, надсмотр Николая I, сковывающий инициативу, и талант Шамиля не позволили извлечь из этих побед стратегических результатов, оставив позиции и престиж мюридов нетронутыми.

Императора это, разумеется, устроить не могло. Позволив генералу Нейдгардту подготовить план кампании 1845 года, предполагавший решительный поход на Дарго, Николай, его одобрил, но решил сменить главнокомандующего, передав этот пост графу Воронцову, генералу еще Отечественной войны, утонченному аристократу, за которым постоянно бегали многочисленные сынки высокого дворянства.

9Генерал-адъютант Михаил Воронцов (1782-1856), герой войны 1812 года, наместник на Кавказе (1844-1854)

Прибыв на Кавказ, Воронцов с удивлением узнал, что предстоящая экспедиция не одобряется практически никем из его подчиненных. Желая, тем не менее, выполнить приказ императора, он отмахнулся от всех возражений, но личное общение с войсками и внимательное изучение обстоятельств стало менять его точку зрения. В частности, 25 мая 1845 года граф в переписке с военным министром уже заговаривал о том, что Шамиля он, конечно, разобьет, но окончательное подчинение Кавказа возможно лишь в результате перехода к «разумной и методичной системе». Время шло, и сомнение перешло в откровенную растерянность. 30 мая Воронцов писал, что уже не надеется в успехе предприятия, хотя сделает все, что в его силах.

В таких настроениях граф и покинул крепость Внезапную во главе крупного отряда. Через 3 дня он соединился с силами, расквартированными в Дагестане, и число солдат в его армии достигло 9 000. Начало вышло неплохим – авангард под командованием Пассека завладел высотой Анчимир, которую защищал отряд в 3 000 горцев. Потери русских составили лишь 17 раненых, и ободренные войска двинулись дальше; но хитрый Шамиль пока не вводил в бой главные силы – их время придет позже.

10Воронцов со свитой

Утром 6 июня Пассек со свойственной ему тягой к приключениям продолжил наступление, не дожидаясь приказа, и сильно оторвался от остального отряда. Вследствие резкой перемены погоды замерзло насмерть около 500 лошадей, а 450 человек получили сильные обморожения. Это несколько поубавило его пыл и свело на нет моральные последствия предыдущей победы.

Шамиль пока не предпринимал активных действий, лишь разрушая все населенные пункты на пути русских – его целью было заманить имперские войска подальше от баз снабжения и не дать им получать пропитание от окружающей местности. Хитрый лис знал, как действовать, и делал свою работу блестяще.

Воронцов это прекрасно понимал, но, подойдя к Дарго на 16 километров и имея в своем распоряжении внушительную армию, не мог не атаковать. Войска следовало снабжать провиантом, а Шамиль безжалостно выжег и разграбил все местные аулы на мили вокруг. Долгое время русские топтались на месте и пытались найти хоть что-нибудь, но каждый раз возвращались ни с чем. Наконец, 4 июля Воронцов осознал, что еды у его армии осталось лишь на несколько дней, а конвой с провиантом придет не раньше 10 числа. Это привело к роковому решению двинуться 6 июля на Дарго, отослав часть войск назад, за продовольствием.

11Даргинский поход

Началось все со стандартного для кавказских реалий и горского характера эпизода – в три часа утра 6 июля местный житель, бывший у командующего в услужении, украл любимого коня Воронцова и ускакал в лес – предупреждать Шамиля о приближении русских. Час спустя отряд пришел в движение, и уже в 9 утра основные силы подошли к опушке леса. До ближайшей равнины через него было 40 верст, а до заветной цели – Дарго – 5-6 километров. Дорога же, по которой приходилось наступать, была узкой, а через каждые 500 метров ее преграждали завалы из вековых деревьев.

Разумеется, войска продвигались медленно, постоянно натыкаясь на засады и неся потери. Тем не менее, Дарго был взят утром следующего дня. Шамиля внутри, разумеется, не было.

Отделенный от ближайшего контролируемого имперскими войсками пункта густым лесом в 40 верст, располагающий провиантом всего на 5 дней, Воронцов с каждым днем все сильнее чувствовал на своей голове знаменитую треуголку Наполеона.

12Движение к Дарго

Вечером 9 июля у края леса были запущены ракеты, возвещающие о том, что конвой с провиантом прибыл. Добраться до Дарго без помощи он, разумеется, не мог, и в ауле была организована печально известная «бисквитная экспедиция». Клюгенау с самого начала не питал насчет нее никаких иллюзий, но был назначен начальником колонны. Верный школе Суворова и его утверждению, что «голова никогда не ждет хвост», он был на редкость неудачным выбором для такой должности. Неуемный и импульсивный Пассек, возглавлявший авангард, лишь умалял шансы удачного сопровождения конвоя через полный засад лес.

Колонна двинулась в поход утром 10 числа – каждое препятствие, с превеликим трудом уничтоженное 4 дня назад, было тщательно восстановлено мюридами. Пассек устремился вперед, штурмуя одну баррикаду за другой. Вместе с ним шел и Клюгенау, вследствие чего авангард оторвался от центра, а стремящийся угнаться за «головой» центр – от арьергарда. Этим не преминул воспользоваться неприятель, и уже скоро в промежутки вклинились отряды Шамиля. В русских стреляли буквально из каждого куста и даже из-под веток вековых деревьев. Сильнее всего досталось арьергарду, в котором были убиты командир и множество офицеров.

В итоге остатки колонны смогли вырваться на открытое пространство лишь на закате. Положение было отвратительным – Клюгенау разумно считал, что лучше отойти в Дагестан, оставив Воронцова пробиваться к Герзелю вместе с оставшимися солдатами. Генерал некоторое время раздумывал, но в результате все-таки решил вернуться в Дарго.

13

Рано утром 11 числа колонна начала движение. Теперь неприятеля было еще больше, чем вчера, препятствия снова были восстановлены, а еще полил сильный дождь, снижая видимость чуть ли не до нуля. Пассек, вновь командовавший авангардом, наткнулся на бревенчатое укрепление, перед которым штабелями лежали тела погибших накануне русских – обнаженные и изуродованные со всей горской изобретательностью. У солдат скрежетали зубы от злости, но делать было нечего – оставалось только собрать в кулак всю волю и пробиваться дальше.

В итоге наступление застопорилось, и началась неразбериха, вызванная смертью храброго Пассека. Авангард был разбит – осталась лишь беспорядочная линия из представителей разных полков и разных родов войск. Все эти солдаты были нагружены ранеными и провизией. В атаку их вел лично Клюгенау – должно быть, он решил, что все уже кончено: весь его штаб давно был мертв, натиск горцев все усиливался, а ряды солдат стремительно редели. Несгибаемый генерал медленно заряжал пистолет последними пулями – бледный, но спокойный в своей суровости, он походил, по воспоминанию одного из тяжелораненых офицеров полка, на «статую командора», вокруг которой концентрировались остатки хоть какой-то осмысленности в бушующем океане хаоса.

14

Как это часто бывает в кино, помощь подоспела в самый последний момент. Все это время Воронцов сидел в Дарго и не мог знать, что в точности происходит, но по звуку пальбы понимал, что дело плохо. Главнокомандующий не выдержал, послав на помощь свежий батальон пехоты. Солдаты прорвались через толпу бегущих и сражающихся и, заняв место в арьергарде, отражали самые сильные атаки горцев. В результате проклятой всеми «бисквитной экспедиции» было убито 550 человек, в том числе 2 генерала, а из провианта до Дарго не дошло практически ничего.

Теперь Воронцов находился в окруженном лесом ауле, имея всего лишь 5 000 боеспособных людей и множество раненых. При этом в лагере почти не было еды, а вокруг все кишело почуявшими добычу мюридами. Путь был один – пробиваться в Герзель через чеченские леса, но в одиночку пройти 41 версту через такую местность было немыслимо. Спасти всех мог только генерал Фрейтаг, находящийся в Грозном, при условии, что он бросит в бой все имеющиеся силы. Воронцов направил к нему пять курьеров с просьбой о помощи, но никто не знал, доберется ли хоть один.

15

12 июля все готовились к маршу, грузя на повозки раненых и уничтожая лишние палатки и тому подобные вещи. Рано утром 13 числа колонна двинулась вперед. В первый день боев было немного, но продвижение шло медленно – позади осталось лишь 5 верст, а 14 июля Шамиль устроил русским главную засаду, проведя ожесточенный бой. Все предыдущие ошибки повторились, и авангард, желавший как можно быстрее вырваться из этого злополучного места, оторвался от основных сил. В образовавшийся разрыв тут же хлынули мюриды, что замедлило продвижение еще сильнее.

15 июля стало легче, так как Шамиль решил, видимо, перегруппировать силы, но стало сказываться напряжение от предыдущих дней вкупе с недостатком провизии. Зато на следующий день начался ад – мало того, что атаки мюридов стали еще злее, так повторилась все та же ошибка с оторвавшимся авангардом. Этого, разумеется, нельзя было избежать, так как каждый солдат понимал, что единственный шанс на спасение заключался в том, чтобы добраться до Герзеля в ближайшие 2-3 дня, и изо всех сил стремился двигаться как можно быстрее. В результате боевые части уходили вперед, оставляя неприкрытыми артиллеристов и саперов, которых изрубали в куски. Каждый такой эпизод завершался сценой резни раненых.

16

За 4 дня колонна прошла 25 верст, оставалось пройти 15. Количество раненых увеличилось до 2 000 человек, то есть, на каждого раненого приходилось по 3 здоровых, которые должны были не только нести товарища, но и вести постоянные бои. Неприятель мог обрушиться куда угодно, когда угодно и откуда угодно, запасы продовольствия кончились, а солдаты были полностью деморализованы. Идти дальше было нельзя.

Воронцов принял решение занять оборону и ждать Фрейтага, не зная при этом, дошли ли до того посланные депеши. 17 июля прошло под знаком мрачной неопределенности. Каждая минута тянулась, как час.

Фрейтаг пришел. Как ни странно, все пять курьеров добрались до него живые и невредимые. Генерал ожидал подобной ситуации, разместив все имеющиеся отряды между Грозным и Герзелем. Получив депеши между 15 и 16 июля, он тут же выступил в поход и, преодолев за 2 дня 160 верст, достиг осажденного лагеря Воронцова в 9 вечера 18 числа. 20 июля главнокомандующий двинулся ему навстречу, а 26 июля остатки экспедиции добрались до Герзеля.

17Генерал-лейтенант Роберт Фрейтаг (1802-1851)

План провалившейся кампании был разработан не Воронцовым, и поражение охладило пыл императора, который теперь не требовал немедленных результатов и решительных операций, что давало главнокомандующему возможность подойти к делу более обстоятельно. Весь 1846 год он строил крепости, дороги и улучшал уже существующие укрепления. Шамиль же, вдохновленный своими успехами, попробовал устроить вторжение в Кабарду, но ему помешал Фрейтаг, и регион, спокойный с ермоловских времен, так и не был вовлечен в боевые действия. При этом война носила маневренный характер, и ни одна из сторон не понесла серьезных людских или репутационных потерь.

В 1847-48 годах Воронцов проводил наступательные операции, но осторожно, не замахиваясь на попытки покончить с мюридизмом одним махом. Он прекрасно понимал, что на это у него не было сил, и вплоть до конца Крымской войны (1856 год) обе стороны играли в стратегической обороне.

Если Воронцов просто опасался идти ва-банк, то Шамиль был занят внутренними проблемами. С каждым годом в имаме крепло убеждение, что он окружен предателями. Это привело к тому, что он начал видеть угрозу в самом преданном и отчаянном командире – в Хаджи-Мурате. Популярность последнего росла, и Шамиль уже было приговорил сподвижника к смерти на тайном совете, однако тот был предупрежден и сдался русским.

18_19Голова Хаджи-Мурата вчера и сегодня

Те обошлись с бывшим полевым командиром вполне по-человечески, держа того в Тифлисе на положении почетного пленника, но разбойничий характер ничто не могло изменить, и Хаджи-Мурат, тоскующий по вольнице, совершил побег, убив офицера охраны и казака. Два дня спустя он с четырьмя соратниками был настигнут и убит местной милицией под предводительством одного из своих кровных врагов. Этому предшествовала отчаянная перестрелка – поняв, что уйти не получится, беглецы убили под собой лошадей и, лежа за ними, отстреливались до последнего патрона. Голову Хаджи-Мурата отправили в Петербург, к знаменитому медику Пирогову. Сейчас она хранится где-то в запасниках Кунсткамеры, откуда ее периодически безуспешно пытаются добыть различные дагестанские общественные организации.

Эта геройская смерть, не приводящая к каким-то глобальным изменениям сама по себе, как бы послужила барьером между двумя эпохами. Эра «дикого» Кавказа неизбежно уходила в прошлое, уступая место господству порядка. Столетия цивилизаторской работы не проходили зря – ханства и аулы были автономными лишь формально, а на деле были крепко привязаны к устройству империи. Те же из них, что пробовали упорствовать, уничтожались – в 1852 году князь Барятинский собрал 10 000 солдат, и прошелся огнем и мечом по равнинам Чечни. Фрейтаг медленно, но верно вырубал леса, методично занимаясь этим еще с 1846 года. Шамиль был на пике свой власти, но конец уже приближался – как хаос Дикого Запада неотвратимо отступал перед лицом железной дороги, так и фронтир Кавказа неумолимо таял, столетиями разрываемый плугом казака-поселенца. Теперь его следовало добить сапогами царских солдат, навеки растоптав остатки былой вольницы.

20Поручик императорской армии Джамалуддин Шамиль (1829-1858) сын имама Шамиля

Грянула Крымская война, но ход действий в Азии складывался благоприятно для империи, и Муравьев громил турок немногим хуже Паскевича, а европейские державы интересовал исключительно Крым. Шамиль пытался использовать сложившуюся ситуацию в свою пользу, но в итоге рассорился с турецким султаном, упустив и эту возможность.

Потерявший хватку Шамиль не занимался ничем важным – в частности, организовал похищение двух грузинских княгинь с тремя малыми детьми на руках. Во время перехода одного из них случайно затоптали горские лошади, другого, младенца, ради потехи засунули в мешок головой вниз (с фатальным результатом), а няню третьего жестоко убили. Все это было совершено лишь с одной целью – вернуть назад одного из сыновей имама, отданного генералу Граббе в качестве заложника в двенадцатилетнем возрасте, еще при штурме Ахульго.

21Генерал-адъютант Александр Барятинский (1815-1879), наместник на Кавказе (1856-1862)

Русские, получив ребенка, почему-то не стали отрезать ему голову, а направили в Петербург, где тот был воспитан и отправлен на службу в действующую армию. Получив Джамалуддина обратно, Шамиль с удивлением обнаружил, что тот пропитан русскими идеями и настолько уверен в мощи империи, что советует отцу сдаться. Имам решил отправить сына в деревню Карату, где проживал брат Джамалуддина, Кази-Мухаммад, который честно попытался устроить жизнь вернувшемуся родственнику, организовав ему женское внимание и заботу. Джамалуддин же, обнаружив, что проживает среди дикарей, впал в меланхолию, стал чахнуть и через три года умер.

Конец был неизбежен – завершив Крымскую войну, Россия осознала, насколько опасно иметь у самых границ полудикое образование с малопонятным статусом. С кавказским вопросом следовало разобраться окончательно. 22 июля 1856 года наместником на Кавказе был назначен князь Барятинский, который вернулся к ермоловским принципам о постепенном продвижении и выработал четкий и осуществимый план совместных операций. Этот факт, а также строительство Воронцовым крепостей, дорог и вырубки леса привело к самым смелым результатам.

22Штурм аула Гуниб

С этого времени Россия больше не испытывала проблем на Кавказе. Не было ни обидных поражений, ни массовой неразберихи. Армии и отряды действовали, как части хорошо смазанного механизма, не допуская ошибок и пресекая все попытки мюридов устроить очередной дерзкий рейд. Рука империи окончательно сжалась на горле Шамиля, и 26 августа 1859 года он сдался Барятинскому при Гунибе.

Закончилась война на Кавказе, но не жизнь Шамиля. Став одной из игрушек Александра II, этот, некогда грозный и несгибаемый человек, стал ходячим подтверждением военной мощи империи. Отведя предводителю мюридов роль живого экспоната, его некоторое время возили по всей стране, показывая самым разным людям, от императрицы до скучающего в отставке Ермолова. После продолжительного турне бывшему «борцу за свободу» разрешили поселиться в Калуге, время от времени все же выдергивая уже престарелого Шамиля для того или иного торжественного события, навроде свадьбы цесаревича Александра.

23Сдача Шамиля Барятинскому

Кавказ был усмирен.

Разумеется, оставались какие-то недобитки, но, будучи обреченными с Шамилем, без него они и подавно не имели никаких шансов. Крупномасштабные боевые действия прекратились в мае 1864 года.

К сожалению, за бурный ХХ век многие завоевания империи были потеряны. Те, что потеряны не были, так или иначе ослабились, усилились сепаратистские тенденции. Политика поощрения национализма малых народов, последовательно проводимая в СССР, после его исчезновения не привела ни к чему хорошему.

24Шамиль в старости

Никто не знает, естественный ли это цивилизационный процесс распада или очередной период слабости, который будет преодолен. Может быть, поблекшая форма наполнится содержанием и духом, а может, впереди лишь дальнейший развал. В такой ситуации нынешнее поведение «мелких, но гордых» народов более чем естественно. Почувствовав ослабление нажима, они только умножат усилия, будут подчеркивать свою самость, устраивать акты неповиновения, будут ползучим манером медленно, но верно перехватывать власть в своих землях. Для России это не должно означать отказа от ненадежных территорий. Напротив, на подобные проявления следует обратить самое пристальное внимание, не пытаясь замести под ковер все многочисленные инциденты. Целостность, единообразие необходимо укреплять, чтобы превратить страну в монолитную фалангу, которую сложно развалить по кускам или обратить в бегство.

Применительно к Кавказу это будет, пожалуй, сложнее всего. Учитывая пестующийся национализм малых народов, до сих пор живой кавказский менталитет – менталитет охотника, смотрящего на все вокруг, как на законную добычу – вероятность потери контроля над этими регионами в течение ближайшего десятка лет видится очень высокой.

25

Исходя из изучения истории покорения Кавказа, можно смело сформулировать выводы на будущее.

Первой, как и во всех случаях, должна идти военная сила. Играя важнейшую роль все годы постепенного завоевания, она является фундаментом, позволяя осуществлять все остальное. Все должно начинаться с военной силы, быть ею сопровождаемой и обеспечиваемой.

Важное замечание – кавказцы, движимые менталитетом и страстью к власти, с удовольствием идут в силовые структуры. Кто-то видит в этом способ привязать местное население к Метрополии, но я вижу в это серьезную опасность. В будущем на это стоит обратить самое пристальное внимание.

За военной силой должна идти колонизационная политика. Мы столкнемся с выпестованным национализмом, подкрепленным чуждой нам ментальностью и влиянием из-за рубежа. Возникнут международные осложнения. Но это единственный путь, если мы не хотим неизбежно, через десять, пятьдесят или сотню лет, потерять этот регион навсегда.

26

Кавказцев делают кавказцами три вещи – жажда наживы, клановость и личная решительность, затмевающая в определенные моменты чувство самосохранения. Мы должны предпринять меры культурного, экономического и полицейского характера, чтобы стереть эти качества. Будут недовольства, будет реакция. Мы должны понимать это с самого начала, и обеспечить все необходимые условия для того, чтобы подавить возможные протесты. Так мы постепенно сделаем этих людей достойными членами общества. Без разрушающего единство национального колорита, без постоянных попыток перетянуть на себя одеяло, подметнуть, воспользоваться чрезвычайно развитыми клановыми связями.

Тут потребуются затраты, политическая воля и, что самое важное, постоянство курса. Но зато, через 2-4 поколения, этот редкой красоты регион и правда предстанет в совершенно ином обличии – туристическим кластером с приветливым и спокойным населением, эдакими русскими Альпами, где наши дети будут посещать экскурсии по местам прошлых побед, а взрослые кататься на лыжах и лошадях. И, самое главное – южные границы России будут в безопасности.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Опубликовать в Facebook
Опубликовать в Google Plus
Опубликовать в LiveJournal
Опубликовать в Мой Мир
Опубликовать в Одноклассники
Опубликовать в Яндекс
  • Jambi1488

    Я вот все понять не могу, почему их к хуям не уничтожили? Смысл этой партизанщины постоянной?

    Постоянно какие-то вылазки, блуждания по горам, засады, потери, попытки договориться. Сколько лет прошло, а воз и ныне там. Всегда какие-то проблемы на Кавказе.

    А всего-то стоило:захватить аул, всех вырезать, заселить русскими, укрепить стены, захватить следующий ближайший аул, всех вырезать…и так далее. Это было бы логичней.
    Либо вообще туда не соваться.

    • Timur Sherzad

      Во-первых, давайте, все-таки, без хуев.

      У Российской империи был определенный опыт обращения с туземцами, наработанный еще при покорении Сибири. Там население было не меньшим богатством, чем кишащие пушниной земли — потому как ее надо было кому-то добывать. Сами русские не могли делать это в столь крупных масштабов, т.к страна была отвлечена постоянными войнами на западе, и через всю Сибирь, по данным Миллера, за первый век освоения, прошло не более 15 тысяч русских. Поэтому местных старались приводить в подданство, чтобы те платили ясак соболями.

      Сибирь уже давно была позади (в плане «конкистадорства», а не дальнейшего более-менее мирного освоения), а шаблон остался. Поэтому, когда страна пришла на Кавказ (всерьез), русские пытались договариваться с местными вождями, не покушаясь на относительную самостоятельность местных — ошибочно. Шаблон оказался настолько силен, что договариваться пытались вплоть до Ермолова (да и после какое-то время), да и «окончательное решение» бы отвлекло непропорционально крупные силы. К тому же, в середине девятнахи такое было уже не принято. Потому и имеем то, что имеем.

      В плане «не соваться» — было бы еще хуже. Владеющий кавказскими горами может беспрепятственно набегать на Кубань, ровные пространства которой дают отличные возможности для конных рейдов по коммуникациям. Какого количества разоренных поселений и угнанных в рабство это стоило — вопрос очевидный.

      • Jambi1488

        Понятно, проблема в приравнивании народов Сибири и Кавказа.
        Народы Сибири ведь были оставлены из простой выгоды. Тогда выгоднее было бы устроить геноцид непокорных, оставив только кучку своих.
        Теперь, в силу политических причин, это сделать невозможно.
        И проблемы продолжатся.
        Ну да ладно.=(

Авторизация
*
*
Регистрация
*
*
*
Пароль не введен
Генерация пароля

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: